12 мая — Всемирный день медицинских сестер
 Флоренс Найтингейл родилась 12 мая 1820 года во Флоренции, во время затянувшегося свадебного путешествия ее родителей, богатых англичан, по Европе. Путешествуя с родителями, Флоренс прилежно изучала основы латыни, греческого и французского с немецким, терпеливо нянчила трех своих сестер и брата. Всего их в богатой дворянской семье выросло во время безмятежного странствия по Старому Свету пятеро, и, несмотря на то, что учителя в классной комнате и пейзажи за ее окном часто менялись, все дети без исключения, а старшая Флоренс – особенно - получила превосходное по тем временам образование, а свой первый выход в свет совершила, как и положено юной даме из дворянской семьи: 17 февраля 1837 года в Париже!
Мисс Найтингейл не была очень красива, не отличалась даже простой миловидностью, и сперва показалась французам - светским знакомым ее родных, - не очень - то женственной: слишком, худа, бледна, высока ростом, чересчур серьезна для юной барышни.. Правда, танцевать Флоренс умела, кавалеров не дичилась, и светскую беседу поддержать очень даже могла и от развлечений не отказывалась. Репутация ее была - безупречна, приданное – значительным, таким образом, печалиться ей было пока совершенно не о чем, и по возвращении семьи Найтингейл в Англию в лондонском высшем свете «тихоня - умница, душечка Флоренс» была всюду принята очень тепло и могла рассчитывать на весьма и весьма блестящую партию.
Позже она с лукавым вздохом будет говорить, что в ее жизни было лишь два искушения.
Первое – искушение светской жизнью. Второе – искушение любовью.
Из этих высказываний можно понять, что светская жизнь все таки привлекала Флоренс, как мотылька влечет огонь, она кропотливо пришивала к платьям кружево и вплетала в волосы жемчужные нити, тщательно выбирала веера и перчатки для балов, но…
Вот строки ее письма близкой родственнице Мэй Смит, написанные примерно в то же самое время: «Жизнь в отчем доме для меня непереносима. Я все время размышляю о том, что не может быть, чтобы Бог одарил свое создание – Женщину - временем, чтобы тратить его на всякую чепуху и бесконечное опрыскивание духами».
Дух - искуситель противоречия бодрствовал в ней весьма живо. И помог преодолеть и второе искушение - любовью. «Все наоборот» вообще всегда играло слишком большую роль в ее жизни, что и говорить!
Следуя волшебному «духу – проказнику», умница Флоренс почти всегда предпочитала яркой, светской мишуре балов и маскарадов серьезную беседу за чашкой чая, умную книгу, прогулки по саду и общество подруги Мериан Николсон, брат которой, Генри, был неизлечимо болен и безнадежно влюблен в мисс Флоренс.
Она не отвечала ему взаимностью, но была столь страстно привязана к Мериан, что решилась было на роковой шаг и едва не связала себя узами брака со слабовольным и капризным больным. Флоренс передумала лишь в самый последний момент, чем нанесла сокрушительный удар и по своей репутации и по самолюбию эгоистично превозносящей хилого братца еще вчера обожавшей ее подруге. Та не простила Флоренс скандального «предательства» и хладнокровно уничтожила все ее письма и подарки, разорвав с нею всяческие отношения! Флоренс очень тяжело переживала разрыв с семьей Николсонов и даже подумывала уйти в монастырь, ибо и дома ее «эпатаж» с разрывом долгожданной помолвки все восприняли холодно и враждебно. Обстановка в семье была накалена до предела.
Но тут, как добрый дух или ангел в измученный бесконечными ссорами и слезами дом Найтингейлов неожиданно, прочно и тихо вошла родная сестра отца Флоренс, Мэй Смит, по возрасту годившаяся своей племяннице в сестры, и пылко и преданно обожавшая чудачку – родственницу за необыкновенность характера, искренность и горячность чувств и… умение писать письма. Незаметно обворожительная «тетушка Мэй» стала самым верным другом Флоренс на всю ее жизнь, всюду ее сопровождала, читала с нею одинаковые книги, ходила на любимые выставки и спектакли, шила для нее блузы и платья, защищала ее в ссорах с родными, поддерживала во всем, подчас в ущерб интересам своей собственной семьи: Мэй, как и все добропорядочные англичанки в то время, была замужем и воспитывала детей.
Она и Флоренс постоянно уговаривала тихо выйти замуж и родить ребенка, поскольку искренне считала, что только материнство делает женщину истинно счастливой. Подруга не спорила, только обреченно вздыхала, и говорила, что не чувствует в себе особого призвания лелеять семейный очаг и исполнять прихоти мужа. С нее с лишком хватило воспоминаний о взрывных капризах нервного Генри Николсона в кратковременную пору его сватовства!
Гораздо больше Флоренс занимало другое. Как то она вместе с Мэй посетила один из приютов для заболевших бедняков на окраине Лондона, так называемый «работный дом» и пришла от всего увиденного в совершенный ужас! Для больного бедняка не было ничего страшнее в те времена, чем попасть в такой вот дом. Это означало верную смерть. Больные лежали по три - четыре человека на одной постели, точнее, на тюфяке из грязной соломы, заразных не отделяли от незаразных, врачи видели в них только подопытных животных для медицинской практики. Лечили по – настоящему лишь тех, кто мог заплатить деньги. Что касается сиделок.. Дейл Ричардс, один из биографов Флоренс Найтингейл, горечью констатирует:
«В те дни работа медсестры была занятием неуважаемым. Это было последним прибежищем женщин спившихся, которые не задерживались на других работах. У них не было никакой подготовки, не было никаких школ. Женщины попросту просиживали у кровати больного или умирающего, если они не делили с ним эту постель или не падали на пол, мертвецки пьяные.»…Флоренс все увиденное потрясло до глубины души. Мало сказать – потрясло. Быть может, именно в тот момент она и осознала Путь, по которому должна идти.
Вернувшись домой Флоренс категорично и решительно объявила родителям, что собирается пойти сиделкой в больницу для неимущих. У матери Флоренс случился сердечный приступ, отец не разговаривал со строптивой дочерью два дня, в светских гостиных Лондона бурно обсуждали семейный скандал у Найтингейлов и очередное « милое чудачество» двадцатичетырехлетней аристократки, но Флоренс настояла – таки на своем и проработала четыре недели в больнице! Что ей было до того, что ее перестали приглашать в гости и что больше к ней никто не сватался? На светские условности Флоренс вообще то всегда смотрела сквозь пальцы. Главное для нее теперь было: идти своею тропой, найденной не только сердцем, но и твердым разумом.
Следующие семь лет своей жизни Флоренс посвятила более важному, на ее взгляд, делу: разработке своего метода ухода за больными с минимальной затратой средств и максимальным эффектом. Метод этот был чудо как прост: соблюдение строжайшей чистоты в палатах, регулярное проветривание помещений, режим питания, полный карантин для заразных и внимательное отношение ко всем жалобам больных. Она прилежно записывала свои мысли в тетрадь, изучала медицинские книги и атласы и по прежнему посещала приюты для больных и бездомных. Но тут в ее жизнь вновь вмешался неугомонный дух противоречия, и попытался вернуть ее к домашнему очагу, в лоно семьи. Несколько неожиданно. С помощью помолвки. Методой ухода за больными, разработанной Флоренс всерьез заинтересовался семейный врач Найтингейлов Артур - Арчибальд Сноуфилд. Доктор Сноуфилд был умным, спокойным человеком, а главное – он мог часами беседовать с Флоренс на интересующие ее темы. Этого было достаточно для того, чтобы Флоренс ответила согласием на предложение им руки и сердца. Это случилось в 1851 году. Флоренс уже было слегка за тридцать. Старая английская дева. Родители ликовали. Они были согласны решительно на все, лишь бы наиболее благопристойным образом избавиться от чудачки – дочери, изрядно скомпрометировавшей семью..
Но свадьба Флоренс так и не состоялась.
Вскоре после помолвки вдруг выяснилось, что доктор Сноуфилд – истый викторианец и пуританин в вопросах морали. И хотя он вообще не против реформ по уходу за больными в лазаретах, но это «вообще» не распространяется на его собственную жену: доктор потребовал, от Флоренс дать обещание, что после свадьбы она немедленно позабудет все свои «непристойные увлечения»: конспекты, медицинские книги, корпию, лазареты!
Разумеется, Флоренс такого обещания дать не могла. «Непристойное увлечение» медициной было делом всей ее жизни. А к эгоисту и снобу Сноуфилду она не чувствовала даже любви..
Она лишь надеялась, что он сможет стать ей другом и помощником в ее нелегкой деятельности.
Флоренс решительно разорвала помолвку.
Отныне с «искушением любовью в ее жизни было покончено навсегда.
Для родителей же все произошедшее тоже стало «последней каплей», превысившей меру терпения, но – по – своему. «Неблагодарную, потерявшую последний ум » дочь они просто выгнали из дому, лишив наследства!
Впрочем, она сама не слишком сокрушалась по этому поводу. Уехала в Кайзерсверт, монастырь протестантских монахинь, работала в их госпиталях, но ее рекомендации по уходу за больными монахини приняли в штыки, не позволили ей ничего изменить и вскоре, разочарованная, Флоренс уехала во Францию, в Париж, где поселилась в общине католических сестер имени Винсента де Поля, где и прожила деятельно и спокойно целых два года, работая в тамошнем госпитале. Елена Прокофьева, русский автор небольшой статьи о Флоренс Найтингейл скупо пишет об этом периоде ее жизни во Франции: «Именно здесь к ней впервые прислушались и помогли провести необходимые медицинские реформы: достаточно было только объяснить, что это послужит на благо милосердия.. Ради милосердия католики готовы были на многое. В отличие от протестантов, которые считали ( и считают до сей поры!), что главная добродетель истинно верующего - терпение, а долг его – со смирением принимать все испытания, что ниспосылает Господь.) »
Сестры общины предоставили Флоренс палаты, где за больными ухаживали по разработанным ею правилам. И почти тотчас монахини увидели, что простые, как азбука, реформы Флоренс полностью оправдали себя: за полтора месяца такой работы смертность больных в палатах, ведомых Флоренс уменьшилась в два раза. Об этом немедленно узнали в Лондоне и предложили отважной леди почетнейший пост главной смотрительницы столичного Лечебного заведения для обедневших дворянок, под личным патронажем Ее Величества британской королевы Виктории.
Разумеется, мисс Найтингейл рада была вернуться на родину и ответила согласием. Отныне ее должны были окружать почет и уважение. Ее имя знали теперь и при королевском дворе, ей писали лорды и министры, ее приглашали на приемы и заседания разных благотворительных обществ и комитетов. Она морщилась – все это отнимало у нее драгоценные крупицы времени, но отвечала на послания, ездила с визитами, председательствовала на скучных собраниях. А вечерами вновь спешила обойти палаты лечебницы с неизменным светильником в руке. Поправляла подушки и одеяла, отмеряла дозы лекарства, выслушивала, отчитывая пульс, бесконечные истории бедных женщин. Хватало ей и канцелярских забот и хлопот о достаточном питании больных. Флоренс должна была отвечать за многое и поспевать всюду. Она справлялась. Но накатанная колея хлопот начинала исподволь утомлять и раздражать ее. Нетерпеливая, горячая душа, неугомонное сердце требовали действия, жаждали чего то более ощутимого, более значительного.. Флоренс вздыхала обреченно.. Что она могла сделать? Лишь мужчинам позволено быть в обществе более деятельными и решительными, чем женщины, а она должна радоваться тому, что ей удалось воплотить свои давние мечтания хотя бы в одной лечебнице Лондона, сделав лучшее – наилучшим……
Ее занимали мысли о том, как распространить, закрепить свою методу ухода за больными хотя бы по всей Британии, как организовать насущно необходимую школу сиделок. О масштабах мировых она вовсе и не думала, разумно полагая, что ей на это не хватит ни рук, ни сил, ни денег, ни даже становившегося все более популярным теперь, имени.
Всему помог горестный случай. Точнее – трагедия Крымской войны, в которую ввязались англичане. Пятнадцатого октября 1854 года мисс Найтингейл получила отчаянное письмо от военного министра Сиднея Герберта. Он писал ей о бедственном, удручающем положении английских госпиталей в Турции и обычно сдержанный и неэмоциональный, просто умолял мисс Флоренс хоть как то помочь бедным раненным, которые сотнями в день умирали от ран и были лишены самого элементарного ухода!
Флоренс откликнулась тотчас и начала собирать сестер – добровольцев для отбытия на поле брани.. Откликнулось на ее горячий призыв всего тридцать восемь человек, из них четырнадцать сестер были католичками – ее друзьями из парижской общины Висента де Поля.
В викторианском правительстве разгорелись было дебаты, дозволительно ли допустить католичек до ухода за английскими солдатами. Не будут ли они обращать раненных в свою веру? Флоренс в досаде на тупоумие ярых сановных приверженцев веры, кусала губы, но ей все же удалось найти компромисс: на самом высоком уровне решено было, что медсестры – католички будут допускаться лишь к раненным католикам. Пусть он был глупым, сей компромисс, не это было важно. Важно, чтобы им позволили уехать вообще! А там… Бог рассудит всех не по вере их, а по делам – говорила Флоренс сестрам.
Уехать позволили. Отряд добровольных санитарок прибыл в Турцию уже 5 ноября 1854 года. У многих женщин, особенно француженок, от всего увиденного и услышанного здесь случился шок. Холерные и тифозные больные, гангренозные раненные лежали все вперемешку, в одной куче, повсюду было зловоние, грязь, летали трупные мухи. Вдобавок ко всему, больные смертно голодали – солдатский сухой паек оказался для них неподходящим.
И Флоренс решительно взялась за дело. Первые дни сестры под ее руководством только и делали, что мыли, чистили, скребли, скоблили все, что подворачивалось им под руку: стены, окна, посуду, кровати и тех, кто на них лежал… Затем Флоренс закупила у военных интендантов мясные экстракты и переносные печи, чтобы варить бульоны для наиболее тяжелых больных. Перевязки ее стараниями производились каждый день. Она сурово следила за гигиеной раненых и беспрестанно заказывала из Англии все новые и новые поставки белья, посуды и средств для дезинфекции. Она с горьким юмором писала своим друзьям в Англию: «Я здесь превратилась в великого торговца носками, ножами, вилками, деревянными ложками, оловянными ваннами, столами и скамьями, морковью и углем, операционными столами, мылом и зубными щетками.» Но благодаря ее простой и неутомимой деятельности всего за полгода смертность среди раненых уменьшилась с двухсот до тридцати на каждую тысячу. Это была огромная победа для того времени, для тогдашнего уровня медицины и просто - уровня жизни людей. Флоренс работала по двадцать часов в сутки. Она почти не спала. Именно тогда то и начала складываться легенда о Флоренс Найтингейл, как о «строгой и святой леди со светильником в руках и мягкой улыбкой». Солдаты именно такой запомнили ее и привезли в Европу целые саги и мифы о ней, так что на родину Флоренс вернулась знаменитой и безмерно уставшей!
В 1856 году, вскоре после окончания войны, на фоне постоянного переутомления у Флоренс случился тяжелейший инсульт, навсегда приковавший ее к инвалидному креслу. Но еще до болезни она успела основать в Лондоне на пожертвования школу медсестер в госпитале Сент – Томас. Отбор в нее был строжайший. Сестрам обеспечивалось полное пропитание, жилье и деньги на карманные расходы, но на каждую из них заводился строгий протокол по поведению. Если сестра замечалась в недобросовестном уходе за больным, грубом обращении или еще в чем - либо предосудительном, из школы и госпиталя она изгонялась немедленно. К чести учениц мисс Флоренс, надо сказать, что случаев таких почти не было и заботливые, золотые руки сиделок были нарасхват не только по всей Европе, но даже и в США!
Так что жалеть о чем - то и жаловаться на жизнь мисс Найтингейл, думается, не могла. Она достигла того, чего хотела, воплотила в реальность свои давние, пылкие мечты. И она по прежнему грезила о чем –то.. Молча, с лукавой улыбкой. О чем? Никто не знал. Но все подозревали, что мечты эти сбудутся. Ибо неукротимый дух все еще жил в ней.
Болезнь 1856 года, инвалидное кресло, властно подчинили жизнь мисс Найтингейл несколько иным желаниям и иному распорядку. Она помирилась со своими родными, которые, впрочем, теперь считали величайшею честью для себя носить одну с нею фамилию и заботиться о ней: напоказ ли, искренне ли, бог ведает! Флоренс с улыбкой принимала их щедрые заботы, но жить предпочла отдельно, вдвоем с преданной Мэй Смит, оставившей своих, взрослых уже, детей и родной дом, чтобы ухаживать за любимой подругой. Многие биографы Найтингейл, в частности Дейл Ричард, кстати, писали и о том, что, на самом деле, инсульт мисс Флоренс перенесла довольно легко, и болезнь ее была лишь предлогом к тому, чтобы избегать ненужных и утомлявших ее без меры встреч, визитов, бесед и тому подобной светской мишуры, которую она не любила. «Инвалидность – писал Ричардс, - это хитро рассчитанный ход, который предоставил непокорной Флоренс единственную за всю жизнь возможность распоряжаться самой своей судьбой.. Люди теперь не ждали и не звали ее в гости, они сами шли к ней, ибо она была столь влиятельным лицом в Европе, что они делали это с радостью»..
В 1859 году мисс Найтингейл написала книгу «Заметки о госпиталях», распроданную в мгновение ока. Год спустя, в 1860 году, вышла в свет вторая ее книга, ставшая настольной для многих врачей - «Записки о госпитальном уходе: каков он есть и каким не должен быть». Именно в ней Флоренс легко и решительно высказала основной принцип своей работы: « Болезнь – дело серьезное, и потому легкомысленное отношение к ней – непростительно. Нужно любить дело ухаживания за больными, иначе лучше избрать другой род деятельности». Нельзя не признать, что слова эти актуальны до сей поры, и, быть может, сегодня более, чем тогда, в 1859 году!
В начале 60 – годов Флоренс Найтингейл, в сопровождении учениц отправилась в поездку по Индии, чтобы возглавить экспертную комиссию по санитарным реформам в тамошних госпиталях. Результатом этой поездки стала еще одна увлекательная книга «Как люди могут выжить в Индии».
В 1872 году Флоренс стала Главным экспертом комиссии по санитарному состоянию английских военных лазаретов и госпиталей. Это было неслыханно в викторианскую эпоху для женщины – такой пост, особенно, учитывая состояние ее здоровья. Но она была деятельна и неутомима, как всегда. Встречалась с людьми, много читала, вела уроки в одной из своих многочисленных школ, той, что была ближе к дому, отвечала на бесконечные письма, рассылала в подарок госпиталям и библиотекам свои книги.
В 1907 году она стала первой женщиной Британии, получившей из рук британского короля Георга Пятого орден «За заслуги перед Отечеством».
К концу своей длинной, почти вековой жизни Флоренс осталась без близких: она попросту пережила всех своих родных и многочисленных племянников и даже верную Мэй Смит! Но разумеется, она не была совсем одинока, так как у нее было очень много друзей и почитателей, за ней преданно и верно ухаживали сестры основанной ею школы, И, пожалуй, ни одна из них не смогла бы сказать, что ощущала, будто мисс Флоренс хоть как то тяготится собственным одиночеством. А впрочем, никто не знал ничего достоверно.
Флоренс легкой улыбкой встречала каждый день, радовалась и дождю и солнцу. Никому не жаловалась. Ни о чем ни скорбела. Жила мудро и спокойно.
Она не позволяла постороннему взгляду проникнуть в тайны своего сердца. За несколько недель перед смертью мисс Найтингейл собственноручно сожгла все свои личные письма из розовой шкатулки с маленьким ключиком, что всегда висел у нее на браслете. Шкатулка опустела, и вместе с горсткой пепла развеялись в прах все страсти и секреты жизни легендарной «Леди со светильником». Она неустанно зажигала свет для других. Но сгорела в нем сама, без остатка, оставя чистый, чистый след, овеянный ароматом легенды и настоящего бессмертия. Слухи витают, тайна бытия ее толкуется, время от времени, так или иначе, и вызывает споры, но что они, эти споры, могут значить перед непреложностью состоявшегося пути?! Пути, достойного самого искреннего уважения и восхищения, даже если в какой то момент нам с Вами, читатель, может показаться, что был сей Путь наполнен мучительным, неукротимым, неиссякаемым духом противоречия. Беспощадным ко всем и ко всему на свете. И прежде всего, быть может, к самой себе…
P.S. Флоренс Найтингейл скончалась в Лондоне, тринадцатого августа 1910 года.
Она была похоронена на маленьком сельском кладбище, под простым надгробием, на котором строго начертали только ее имя и годы жизни и смерти. На надгробии не было совершенно никаких слов о ее заслугах. Ее имя, еще при жизни ставшее символом, не нуждалось ни в чем подобном.
В 1912 году Лига Международного Красного Креста и Красного полумесяца учредила медаль имени Флоренс Найтингейл до сих пор самую почетную и высшую награду для сестер милосердия во всем Мире. Присуждается она крайне редко и весьма взыскательно. На настоящий момент количество награжденных ею не превышает во всем мире всего лишь нескольких тысяч женщин. Что, впрочем, нисколько не удивляет..
Источник: www.prazdnik.by, www.peoples.ru
|
